Различия

Показаны различия между двумя версиями страницы.

--- ja_byl_komandirom_otrjada [2012/10/29 08:44]
80.243.100.137 создано
+++ ja_byl_komandirom_otrjada [2017/04/01 00:01]
@@ Строка 1: / Строка 1: @@
-«Я был командиром отряда»
-А. Залуцкий
-Я был командиром отряда»
-Летом мальчуган играл с компанией ребятишек на склонах гор, ловил среди камней юрких ящериц. Иногда он забредал на шахту, где работал отец, и, дождавшись конца смены, встречал его у подножья дымящегося террикона.
-Потом они, взявшись за руки, шли домой и по дороге разговаривали о чем-нибудь серьезном и важном.
-Иногда отец рассказывап о Донбассе, о маленьком шахтерском городке Снежное где родился мальчик, о том, как по призыву партии некоторые шахтеры решили уехать в неведомую им Среднюю Азию, в горную Сулюкту. Когда отец умолкал, мальчик просил: Расскажи лучше о революции. Или о том, как вы воевали с белыми. Рассказы о гражданской войне он готов был слушать часами. Эта любовь к прекрасному бурному времени, когда отважные люди шли на смерть за новую, еще никому неведомую жизнь, навсегда осталась у Николая Чернобровкина.
-В университете, куда Николай поступил на юридический факультет, история стала его увлечением. Порою не хватало времени, но он выкраивал его, где мог. Когда однокурсники шли в кино, Николай рылся в архивах. Ребята бегали на свидания, а он сидел над книгами. Но вот университет закончен, и Николай Чернобровкин снова приехал в Сулюкту, стал народным судьей. А история родного края по-прежнему оставалась его увлечением.
-...Теперь уже трудно установить, кто и когда поставил первую хижину на этих бурых склонах, выжженных горячим солнцем. Подлинные первооткрыватели часто остаются неизвестными именно потому, что не придают значения своим открытиям. Старое энциклопедическое издание «Туркестанский край» относит дату основания поселка к 1868 году, и, значит, жители Сулюкты скоро будут отмечать столетие своего города. Первооткрывателем Сулюктинского угольного месторождения принято считать русского краеведа Кушакевича.
-Сто лет назад этот любознательный человек заинтересовался рассказами киргизских чабанов о горючих камнях, которые попадались на склонах Туркестанского хребта. Кушакевич сообщил о своей находке в Русское географическое общество, а в 1868 году артиллерийский полковник Фавицкий заложил первую шахту на Кокинсайской площадке. Уголь рубили вручную, доставали деревянной бадьей, грузили на скрипучие арбы, запряженные волами или верблюдами, и отправляли по еще неукатанной дороге за сорок километров в древний Ходжент, как тогда назывался Ленинабад. Дело было канительное и малоприбыльное, и вскоре Фавицкий отказался от него.
-Только в 1901 году промышленник И. М. Подуровский, купив право на разработку Супюктинских угольных месторождений, решил вновь попытать счастья и заложил теперешнюю шахту № 1. Шахта стала давать прибыль. Работали в ней ссыльные и углекопы, завербованные в разных концах страны: русские, украинцы, татары, узбеки, киргизы таджики. Так начал создаваться местный пролетариат, так зачиналась революционная Сулюкта — одно из первых мест в Киргизии, где возникла Советская власть.
-В Сулюкте нет музея. Но зато есть свои летописцы. И когда в город приезжает человек, интересующийся прошлым, его неизменно направляют к народ, ному судье Чернобровкину, которому я и обязан знакомством с героями этого очерка. Домик Зайнитдина Юскаева прирос к крутому склону горы в поселке Макаевке. Макаев — дядя Зайнитдина. Когда-то он вырыл здесь первую землянку. Теперь Макаевка стала частью нового города. Улица тянется по ущелью, а дома расположены уступами один над другим. Ночью, когда не видишь ничего, кроме освещенных окон, кажется, будто рядом с тобой высятся многоэтажные дома.
-Юскаеву семьдесят один год, но выглядит он гораздо моложе. Коренастый, плотный, с большой круглой головой, остриженной под машинку, он чем-то напоминает циркового борца. Даже не верится, что впервые он спустился в шахту пятьдесят три года назад.
-— Я приехал сюда в четырнадцатом году, — рассказывает Юскаев. — Тут у меня отец и дядя на шахте работали. Их целая группа в пятом году из Баку через Каспий махнула: Мустафа Гафуров, Сибай Магдеев, Семне Калтыков, Хусейн Макаев, отец мой — Арифулла Юскаев... В Баку они на нефтяных промыслах работали. А когда после 1905 года начались аресты, бежали в Среднюю Азию.
-Бежавшие и ссыльные революционеры постепенно создали в Сулюкте крепкую группу большевиков. Здесь был сосланный в 1910 году Даниил Тихонович Деканов, член партии с 1903 года, один из старых членов партии Зай-дулла Кадыров, высланный из Екатеринославской губернии, бывший студент Казанского университета Фатых Залляутдинов и другие.
-Именно эти люди и явились первыми организаторами Советской власти в Сулюкте. О том, каким влиянием пользовались они среди большевиков Средней Азии, говорит хотя бы такой факт. В октябре 1917 года на Второй Всероссийский съезд Советов от всего Туркестанского края было послано два делегата: самаркандский солдат Фролов и сулюктинский горняк Деканов. Оба они участвовали в работе съезда, который открылся в первый день революции — 25 октября 1917 года, оба принимали первые декреты Советской власти о мире и земле.
-В этот же день Деканов послал телеграмму в Сулюкту о победе социалистической революции в Петрограде. Сразу же после того, как она была получена, сулюктинские горняки решили национализировать шахту. Член Совета Зайдулла Кадыров сказал двадцатилетнему Юскаеву:
-— Слушай, Зайнитдин, ты помоложе нас всех — возьми себе товарища и сбегайте в Драгомилово. Скажите хозяину, что рабочие требуют его на собрание.
-Хозяин шахт Подуровский жил в богатом доме на станции Драгомилово, как тогда называлась станция Пролетарск. Оба посланца рабочих ушли из Сулюкты утром и к полудню добрались до хозяйского дома.
-Теперь, полвека спустя, Юскаев рассказывает об этом с веселой и озорной усмешкой:
-— Пришли. Стучимся в дверь. Открывает горничная.
-— Вам чего?
-— Исак Моисеевич дома?
-— Дома.
-— Зови его!
-(6)
-Пошла она в комнаты, а мы стоим на крыльца, жмемся: и весело, и боязно -  хозяин все-таки! Ну, думаю, не обрадуется наш Моисеевич!
-Выходит. Приветливый такой, улыбается.
-— Проходите, — говорит, — садитесь, чайку попьем.
-Я говорю:
-— Нет, Исак Моисеевич, мы не чай пить пришли. За тобой.
-— А что случилось?
-— Рабочие требуют. Шахту сдать придется.
-Он только рукой махнул.
-— Э-э! — говорит. — Да она уже давно ваша!
-Потом сели в вагон узкоколейки — поехали. А тут уже ожидают рабочие. Со всех шахт собрались. Вышел вперед Зайдулла Кадыров. Старик уже. Уважали его. Вот он и говорил с хозяином.
-— Ну, — говорит, — Исак Моисеевич, был хозяином, а теперь сдавай шахту!
-Так и стала шахта нашей, народной. А управляющим мы выбрали Эммануила Ивановича Вахилко. Студент, из Петербурга сосланный. Вот он нами и командовал. На первый взгляд некрасивый, страшноватый, а на самом деле большой души человек был первый наш управляющий!...
-...Юскаев говорил медленно, с небольшим акцентом, но удивительно просто и эмоционально. Люди, о которых он рассказывал, вставали перед глазами, словно живые: хитрый и ловкий промышленник Подуровский, талантливый организатор Деканов, бывший студент Вахилко...
-Даже враги в его рассказах имели каждый свое лицо.
-А врагов в то время у сулюктинских горняков было немало. И не только те, кто открыто выступал с оружием в руках,—басмачи и белогвардейцы. Были и тайные враги. Это они вскоре после национализации подожгли шахту. Они убили Фатыха Залляутдинова, которой был одним из организаторов Советов Сулюкты. А однажды из Самарканда приехал некий Осадченко. Он явился в Совет и, предъявив мандат, арестовал наиболее видных партийцев-шахтерок Григория Милованова, Мустафу Гафурова, Василия Иванова и других.
-Толпа рабочих угрюмо стояла у здания станции, на крыльце которой ораторствовал приезжий. Он говорил о том, что здешние коммунисты изменили Советской власти, обвинял их в прямом содействии контрреволюции.
-Шахтеры слушали зло и недоверчиво.
-— Стою я в толпе вместе со всеми,— рассказывал Юскаев,— а рядом со мной Агли Хисматуллин. Он у нас командиром рабочего отряда был. Наклонился ко мне и шепчет:
-— Ну, смотри, пацан! — Они, пожилые, меня тогда пацаном называли. Мне тогда лет двадцать было. Или чуть больше.
-— Что,— говорит,— делать будем!
-Я говорю:
-— Стрелять будем!
-Хисматуллин головой покачал.
-— Нет,— говорит,— стрелять нельзя. Все-таки из Самарканда прибыл...
-Тут Осадченко кончил говорить и спрашивает:
-— Кто за расстрел Василия Ивановича, Гафурова, Фуроаа, Мадоваиова? Кто за расстрел?
-В толпе тихо стало, никто не шелохнется. За что голосовать-то?
-Осадченко сам поднял руку.
-Тогда к крыльцу подошел Кадыр Кадыров... Он и сейчас живой, этот Кадыров, 84 года ему. А тогда молодой был, сильный, просто отчаянный парень был, никого не боялся.
-Подходит он и негромко спрашивает:
-— У тебя сколько рук! Осадченко улыбается:
-— Две.
-—Обе отымем! Будешь безрукий.
-Осадченко улыбаться перестал, белый сделался, как стена. Несколько
-(7)
-человек с ним приехало — охрана. Насторожились они. Да что толку! Нас-то шахтеров, много!
-Потом Осадченко нахмурился и говорит:
-— Я действую от имени революционного народа! И вы не имеете права.
-Шум тут поднялся, крики. А он сам горластый, тоже старается всех
-перекричать:
-— Арестованных заберу с собой! Будем судить в Самарканде. Трибуналом!
-— Не возьмешь! Не дадим!
-Так он и уехал ни с чем. А потом оказалось, что был этот Осадченко белогвардейским офицером. Втерся как-то в доверие и стал военкомом...
-...Зайнитдин Юскаев прожил в своем маленьком домике почти всю сознательную жизнь. Он всегда неохотно покидал Сулюкту и с радостью возвращался назад.
-Пожалуй, одна из особенностей характера Юскаева — это его неистощи. мое жизнелюбие, какое-то спокойное и мудрое добродушие. Даже к самым тяжелым моментам своей жизни он относится теперь с мягким философским юмором: чего, мол, не бывает!
-Может быть, именно поэтому он кажется значительно моложе и крепче своих семидесяти с лишним лет.
-...Когда мы прощались, он проводил нас до самой калитки. Мы спускались по тропке к дороге, а он, еще раз махнув нам рукой, чуть косолапо пошел по склону горы вверх, к двери своего домика.
-И снова он показался мне крепким и сильным, чем-то похожим на циркового борца.
-Зинат Хайруллин приехал в Сулюкту в самом начале 1918 года. А случилось это так.
-Перед Октябрьской революцией Хайруллин служил во 2-м Сибирском полку, который в то время стоял в Ташкенте. Когда грянула революция, Зинат вступил в Красную Гвардию.
-Однажды красногвардейцев собрал какой-то приезжий комиссар-большевик. Он медленно прошелся перед строем, внимательно вглядываясь в лица молодых бойцов, и вдруг скомандовал:
-— Шахтеры есть! Три шага вперед!
-Зинат до армии был забойщиком и потому вместе с другими вышел из строя.
-— Советской республике нужен уголь,— сказал комиссар.— Мы направляем вас на Сулюктинскую шахту.
-— Я хочу воевать! — запальчиво крикнул Зинат. Комиссар усмехнулся.
-— Еще навоюешься,— сказал он.— Небось, и на шахте обушок на винтовку менять придется.
-Потом нахмурился и сурово добавил:
-— Словом, поедешь туда, где ты нужнее.
-Зинат тогда еще не был коммунистом, он вступил в партию чуть позднее, через несколько месяцев. Но уже в то время он понимал, что иногда надо смирять свои желания и поступать так, как требует общее дело.
-Зинат вырос в революционной семье. Отец его тринадцать лет прослужил солдатом в Казани и Брестской крепости, повидал немало интересных людей и научился мыслить свободно и независимо.
-Старший брат Зината Абдулла участвовал в революции 1905 года и, скрываясь от преследований, переменил фамилию. Впоследствии его вторая фамилия — Кариев — стала известна всей стране. Близкий друг знаменитого татарского поэта и просветителя Тукая, Абдулла с его помощью создал один из первых в стране национальных театров — Татарский театр в Казани. Абдулла был его первым режиссером и артистом и оставил театр только в годы революции. В 1920 году комиссар Абдулла Кариев был расстрелян чехословацкими мятежниками. В Казани памятник Кариеву стоит рядом с памятником его другу-поэту Тукаю.
-Судьба отца и старшего брата во многом определила жизненный путь Зината Хайруллина. Он стал одним из самых убежденных и последовательных большевиков Сулюкты.
-Зинат приехал на шахты в трудное для горняков время, В середине 1918 года Советский Туркестан оказался в кольце Закаспийского, Оренбургского, Семиреченского и Ферганского фронтов. Неподалеку от Сулюкты появилась банда кокандского бека Иргаша.
-В конце июня 1918 года в Сулюкте состоялось собрание актива шахта, котором был образован рабочий отряд для защиты города от басмачей и белогвардейцев.
-Сначала в этот отряд записалось 20 человек. Командиром выбраяи шахтера Мавли Миниханова, а его заместителем — Агли Хисматуллииа. Рабочий отряд был создан и на станции Кольцо, которая в то время была железнодорожными воротами Сулюкты. Потом, когда этих отрядов стало недостаточно, организовали еще несколько, их возглавили шахтеры Исабек Вектемиров, Сейдали Кенджибаев, Хидоят Гизатуллин, Пирман Кудайбердыев. Теперь работали посменно: пока одни были под землей, другие охраняли шахту.
-Большинство шахтеров никогда не держало в руках оружия. Нужен бы» специалист по военному делу. Сулюктииский Совет рабочих депутатов и партийный комитет обратились в Ташкент за помощью. Вскоре прибыл военспец Сапрыкин. Это был хороший знаток военного дела, но он не знал языка местных жителей.
-Тогда к Сапрыкину пришел молодой телеграфист со станции Кольцо Мавлян Ташев.
-— Я буду твоим переводчиком,— сказал он.— И научу тебя языку киргизов.
-Сапрыкин обрадовался.
-— Спасибо. Мне нужен помощник.
-И спросил:
-— Ты большевик?
-— Да,— ответил Мавлян.— В этом году я вступил в партию.
-Сапрыкин внимательно посмотрел на молодого парня н, подумав, сказал:
-— Меня прислали сюда только на шесть месяцев. Если хочешь, ты останешься вместо меня, когда я уеду. Я помогу тебе —учись, и ты сам станешь военным. Сулюкте нужен свой военспец.
-Мавлян Ташев оказался способным и понятливым учеником. С утра до поздней ночи он возился с винтовкой или револьвером, при свете коптим сидел над картой. Через полгода Сапрыкина отозвали в Ташкент. Уезжая, он сказал Ташеву:
-— Теперь ты и сам сможешь учить. Воевать еще много придется — только начинаем.
-Пока бойцы рабочих отрядов учились строевому делу и стрельбе из единственной боевой винтовки, главарю басмаческой шайки Иргашу стало известно, что шахтерские отряды почти безоружны. Тогда курбаши решил одним ударом расправиться с ненавистной ему организацией рабочих Сулюкты, уничтожить коммунистов, взорвать шахты и снова уйти в горы.
-Он начал готовиться к нападению.
-Планы басмачей стали известны шахтерам. В тот же день собрался Совет рабочих депутатов, который решил во что бы то ни стало вооружить горняков.
-Командир рабочего отряда Миниханов вызвал Зината Хайруллина и сказал:
-— Ты солдат. Ты знаком с оружием лучше других. Возьми себе помощника, проберись в Скобелеве и любыми путями достань оружие.
-Зинат выбрал Зайнитдина Юскаева.
-— Оба мы молодые, неженатые — убьют, горевать будет некому. Пошли! В Скобелево — так раньше назывался город Фергана—доехаяи быстро. Разыскали военную крепость, потребовали провести к коменданту.
-Когда вошли в маленькую каморку, где сидел комендант, оба радостно вскрикнули:
-— Мельников! Здорово, шахтер!
-Комендантом оказался старый знакомый, много лет проработавший на шахтах Сулюкты.
-Мельников встретил их радостно: накормил с дороги, расспросил о старых знакомых, а потом приступил к делу.
-— Значит, оружие вам! Будет! Дам два пулемета, двести пятьдесят винтовок, несколько ящиков патронов. Ну как? Хватит?
-— Маловато,— дипломатично вздохнул Зинат.
-— Не жадничай! — усмехнулся Мельников.— От себя отрываю.
-Но ни Зинат, ни Зайнитдин не спорили. Откровенно говоря, они и не ожидали такой щедрости. На второй день Мельников помог погрузить оружие и попрощался.
-В Драгомилово оружие перегрузили в узкоколейный вагон и благополучно доехали до Половинкино. Дальше в то время узкоколейки не было.
-Поздно вечером из Сулюкты прислали подводы. Снова перегрузили свои ящики Зинат и Юскаев —в последний раз, как они думали. И ошиблись. Лошади шли с трудом, а тут еще повалил снег, дорога размокла. И где-то на середине пути обоз встал. Пришлось посылать за помощью.
-Пока снова перегружали — кончилась ночь. И только утром оружие прибыло в Сулюкту. Было это 17 марта 1919 года.
-В этот же день ничего не подозревавший Иргаш напал на поселок. Рассчитывая перерезать безоружных шахтеров, он нарвался на сильный пулеметный и ружейный огонь. Банда бежала, потеряв многих убитыми и ранеными. Говорят, после отступления Иргаш в бессильной злобе зарезал своего помощника, сообщившего, что шахтеры не имеют оружия.
-...Мы сидим с Зинатом Хайруллиным в жарко натопленной комнате, и он с гордостью рассказывает об этом эпизоде.
-А сколько их было, подобных случаев! Сулюктинцам есть чем гордиться: их город не только одним из первых в Средней Азии установил Советскую власть, но и ни разу за всю историю гражданской войны не допустил ее падения. Менялись правительства в Ташкенте, в Ходженте, в Коканде, приходили к власти и теряли ее разные партии, но в маленькой, затерянной среди гор Сулюкте Совет рабочих депутатов, возглавляемый большевиками, всегда оставался хозяином города...
-Не знаю, сумеете ли вы поговорить с ним,— засомневался Чернобровкин, когда я спросил его о старейшем сулюктинском ветеране Кадыре Кадырове,— старый он, болеет часто. Да и слышит плохо. Трудно с ним говорить.
-И, помолчав, добавил:
-— А вообще-то, человек интересный. В свое время имя его гремело не только среди сулюктинских шахтеров. Недаром он награжден двумя орденами Ленина. А дореволюционные годы он знает здесь лучше всех. Я как-то расспрашивал его о первой стачке сулюктинских шахтеров в 1905 году — ведь он приехал сюда спустя три года, когда разговоров о ней было еще много. В то время своей партийной организации в Сулюкте не было. Большевистские агитаторы приезжали из Ташкента, из Кызыл-Арвата, из Скобелева. Они-то и привозили сулюктинским шахтерам газеты и листовки... Впрочем, попробуйте поговорить с Кадыровым, может быть, и удастся...
-К Кадыру Кадырову мы пришли с местной жительницей Розой Ибрагимовной Абдурашидовой, отец которой был одним из организаторов Совета рабочих депутатов Сулюкты.
-И вот втроем сидим в небольшой комнате старого дома. С виду все так же, как у Зината Хайруллина: стол, за столом глубокий старик, а перед ним пожелтевшие и дорогие сердцу реликвии — фотографии, грамоты, ордена.
-Сейчас Кадырову 84 года. Годы выбелили его волосы, даже брови и ресницы стали бесцветными. Кожа лица сухая и белая, будто бумажная маска. Глаза потускнели и лишь изредка в них загорается слабый огонек.
-Он что-то невнятно рассказывает о каком-то бое с басмачами, потом
-(10)
-вдруг начинает вспоминать одного из основателей Совета Али Зверева и, запнувшись, растерянно и устало умолкает. На его неподвижном, белом лице мелькает какое-то беспокойство: старик потерял нить своих рассуждений и сейчас напрягает все силы, чтобы ее найти.
-— Трудно ему,— тихо говорит мне Роза Ибрагимовна. —Зря потревожили старика. Пойдемте.
-И вдруг неподвижное лицо старика оживляется. На какой-то миг вспыхиваяют потускневшие глаза, и даже легкая краска чуть-чуть проступает сквозь сухую известковую кожу щек.
-Он встает, стараясь выпрямить согбенную годами спину, и говорит неожиданно громко и отчетливо:
-— Я был командиром рабочего отряда!
-Поспешно включаю магнитофон.
-Но мгновенная вспышка уже погасла. Видно, что ему мучительно хочется вспомнить что-то важное и необыкновенное.
-— Я был командиром отряда! — повторяет он.
-Что же вспыхнуло в его ослабевшей памяти! Может быть, какие-то смутные картины далекого боя, когда он —сильный, тридцатипятилетний — гнался во главе отряда за убегающей бандой Иргаша?
-В те годы не думалось о будущей старости. Винтовка была легкой и почти не ощущалась мускулистым плечом. Он мог по двое суток не слезать с коня, а потом как ни в чем не бывало отработать смену в глубокой шахте.
-Он был неутомим и весел. За ним прочно укрепилась слава балагура и шутника. На привалах бойцы с удовольствием слушали его веселые рассказы. Ему верили, когда он говорил на митингах, и в трудную минуту он никогда не лез за словом в карман. Его слово было законом для шахтеров-бойцов. А во время атаки они, очертя голову, скакали за своим командиром, готовые умереть рядом с ним...
-Разве сейчас передашь, как привольно дышалось тогда на рассвете, каким живительным был прохладный росистый воздух, настоенный на горьковатом запахе полыни, как поскрипывало старенькое седло, когда отряд неторопливо проезжал по горным тропам вокруг Сулюкты, как весело и страшно было слушать смертельное жиканье пуль, когда разгоряченный конь, прижав уши, мчался за отступающей бандой!
-Он всегда был прежде всего шахтером.
-Годы революции остались для него лучшими годами. Но вот ушли силы, и старый командир уже не может поведать о том, как сжималось горло, когда бойцы молча стояли над умирающим Агли Хисматуллиным. Агли лежал на расстеленной кожанке и хрипел: его легкое было навылет пробито пулей, и при каждом выдохе из раны с бульканьем выходила кровь.
-А сколько потом было смертей! Погибли под шашками басмачей Бектемиров, Кудайбердыев, Чомобаев, Джакыпов...
-Но Кадыра Кадырова пули щадили. Щадили его потом и болезни. А еще позже пощадило и суровое непонятное время, когда многие старые соратники уходили и больше не возвращались...
-С каждым годом становилось все меньше тех, с кем можно было бы вспомнить далекие годы. Теперь из его ровесников нет, можно сказать, никого. Правда, есть еще Зинат Хайруллин, Мавлян Ташев, Зайиитдии Юскаев. Но все они молоды — им едва перевалило за семьдесят. Он, как старый, полувысохший карагач, все еще упрямо цепляющийся могучими корнями за каменистую сулюктинскую землю, на которой вырос, которая кормила его...
-И вот сегодня пришли люди, чтобы он рассказал о прошлом. Но как это сделать? Как собрать волю, чтобы сосредоточить слабеющую память на чем-то одном, чтобы вырвать из смутного хаоса пережитых дней какую-то цельную и ясную картину?
-— Я был командиром отряда! — снова глухо говорит он.
-И в эти слова вложено все: и гордость за славные дни, и тоска по иолузабытой молодости, и собственное бессилие рассказать обо всем этом нам — людям, которые явились к нему так поздно.
-—Я был командиром отряда!

Кыргызстан

Инструменты пользователя

Инструменты сайта

Различия

Инструменты страницы